И еще я понял, что кругачи им давно на хвост сели, еще до Комбината. То-то они так вперед рвались, даже не свернули, когда я им знак подавал. Станциям — тоже из-за них, сфероносцы, видать, всю округу прочесали. Великие боги, что же делать? Нельзя же против целого света — вчетвером.
Повернулся я, обратно в дом поплелся. Раненых уже сюда перетащили. Бруно с Лотой что-то с отцом Тибором делают, хотя там, по-моему, делай не делай, ничем не поможешь! Мир, как говорится, праху его, добрый был старикан…
Входит Ян — насупленный, бледный, глаза, как две колючки. И что-то шепчет сквозь зубы — ругается, что ли? Увидел меня, подходит.
— Что они, совсем озверели? В безоружных!.. — выкрикивает. А у самого губы трясутся, кулаки стиснуты.
Что тут скажешь?.. Пожал я плечами, вздохнул.
— Ладно, — говорю мрачно. — Идти надо… Монахи без нас своих отпоют…
Смотрит он на меня глазами круглыми, будто не слышит. Потом вроде что-то в них блеснуло — дошло.
— Послушай, — вдруг говорит тихо, — отсюда есть другой выход?
Я головой покачал, у самого душа в пятки: что еще?
— Понимаешь, какое дело, — продолжает, морщась, — геликоптер-то на перевале сел… Я проследил. Хорошо бы нам другой путь поискать.
Все у меня внутри обмякло, сел, где стоял, винтовку коленями стиснул. Ну вот и добегались! На Седловине один человек с пулеметом армию удержит, не то что нас!
Понял я, что хана нам — и вроде полегчало. Конец так конец, от воли богов, как говорится, не уйдешь…
Ночь была на исходе, оставался час темноты, может, чуть больше. Стэн хорошо чувствовал время — никаких часов не надо. Перед рассветом в горах всегда так: тьма будто сгущалась, давила на грудь — даже дышать трудно… Впрочем, здесь — на перевале — всегда не хватало воздуха.
Стэн нацепил очки и невольно зажмурился. Мир вспыхнул призрачным сиреневым светом, будто в горах, на всех вершинах одновременно, зажглись миллимы гигантских факелов. И опять он затаил дыхание: чудо есть чудо.
Он лежал прямо в пушистом снегу, зарывшись в сугроб чуть не по самые брови. Вокруг было светло, как днем. Просматривалась каждая трещина в скалах, каждый камешек. Четко, ясно, словно глаза стали еще зорче — лучше, чем днем!
Слева, за близким перевалом, плавной умопомрачительной дугой нависал заснеженный массив Армагеддона. Вершина, обычно скрытая туманной дымкой сферы, блистала лиловым девственным снегом. Оттуда, пронзая Зенит, бил тонкий, с волосок, световой луч — Священная ось мира. Правее вздыбилась четкая, словно нарисованная цепочка дальних вершин; за ними лежала Проклятая долина — страшное место, откуда никто не возвращалсА. А впереди, всего лишь в сотне шагов, в неглубокой заснеженной ложбине горбился темный силуэт геликоптера — провисшие винты почти касались снега. Даже пулемет виден в приоткрытом люке дулом на тропу…
Да, они все-таки пошли наверх. Арифметика проста: сзади сотня гвардейцев при полном вооружении — верная смерть; впереди — экипаж воздушной машины, человек пять-шесть Правда, у них пулемет и отличная позиция — тоже верная смерть. Но все же: сто или пять?! Конечно, днем бы они не прошли, тропа из ущелья просматривалась вдоль и поперек, их перестрляли бы еще на дальних подступах. А вот ночью — совсем другое дело. Ночью в горах никто не ходит, и, стало быть, их здесь не ждут.
Стэн осторожно потрогал очки — надежно ли сидят? — не дай бог потерять! Бруно выудил из своего рюкзака эти штуковины на тропе, когда их тьма накрыла. Стэну тогда даже не по себе стало. С виду — очки как очки, легкие, в металлической оправе, неказистые. А нацепишь всесильные боги! — ночи как не бывало!.. Очки ночного видения, вот как они назывались. Конечно, здесь, в Призенитье, никто о таких и не слышал. Простой бинокль — и тот редкость!
И одежонка подходящая у них нашлась — вроде чехлов с капюшонами. Материя на ощупь совсем тонкая, на рыбьем меху, а влезешь туда, молнию — взык, капюшон на голову, и как в печке! Красота… Комб называется.
Стэн погладил рукав, вздохнул. Странный материал, скользкий, будто жиром смазан, а не пачкает. Лежишь в снегу — и хоть бы что, словно на травке летом. Да-а, экипировочка у них что надо, любой позавидует. Вот бы такую — насовсем!
Чуть скрипнув снегом, подполз Бруно, залег рядом.
— Ну? — негромко спросил Стэн.
— Спят, — сказал Бруно. — В палатке, вон за тем выступом… Четверо. Пятый — в машине, Зацепил ты его тогда.
Стэн непроизвольно погладил винтовку: ага, зацепил!..
— Так чего ждем? — возбужденно воскликнул Ян, всматриваясь вдаль. — Вперед!
Они с Лотой залегли по левую руку от Стана А все время о чем-то шептались. Стэн досадливо отмахнулся, повернулся к Бруно.
— Не знаешь, где у него горючка? — испросил, кивая на машину.
— Внутри, в баках, — ответил Бруно. — Зачем тебе?
— А затем, — назидательно сказал Стэн, — что прорваться, может, и прорвемся, но утром они нас в минуту-догонят и сверху — как баранов. Ясно? Сжечь ее надо к чертям собачьим!
— Зачем сжигать?! — вскинулся Ян — Не надо сжигать! Хорошая машина, летает. Самим пригодится!
Глянул на Стэна весело, подмигнул. Дурак зеленый, выругался Стэн про себя, нашел время шутки шутить!
— Так, может, сам и поведешь? — бросил с усмешкой.
Ян пожал плечами.
— А что, могу и я!
— Нет уж! — вдруг подала голос Лота. — Пусть лучше Бруно, с ним надежней! А с тобой я налеталась — хватит!
— Тоже вспомнила! — рассмеялся Ян. — Это ж когда было?!
У Стэна сперло дыхание: чокнулись они, что ли?!